Опрос

Принимаете ли Вы витамины?

Да, принимаю постоянно
Принимаю время от времени
Принимаю только во время болезни
Стараюсь получать витамины из естественных источников
Нет, можно обойтись и без них

 
 
Ссылки


Публикации

Что может быть с человеком, проглотившим 1000 таблеток снотворного...

07.04.2012

Дело с отравлением-неотравлением Виктора Ющенко, вполне возможно, получит новое звучание. Наконец события, которые существенно, если не кардинально, повлияли на итоги президентских выборов 2004 года, должны прийти к логическому завершению. В апреле 2010 года «Голос Украины» откомандировал в Вену двух работников, чтобы в клинике «Рудольфинерх ауз» выяснить обстоятельства, давшие мощный толчок диоксиновому скандалу.
Чтобы избежать возможных обвинений в предвзятости, предлагаем вниманию читателей венские беседы без всякого редактирования.

Встреча с представителями администрации частного госпиталя «Рудольфинерхауз» господами Рафаэлем Аигингером и Петером Слоупом

Ред.: Редакция «Голоса Украины» откомандировала нас, чтобы выяснить обстоятельства лечения в 2004 году кандидата в Президенты Украины Виктора Ющенко.
Ответ: Законодательство Австрии запрещает распространять любые данные о частном лице.
Ред.: Но В. Ющенко не является частным лицом. Он президент страны. Тем более что информация о его состоянии здоровья широко освещалась.
Ответ: Это нас не интересует. Мы действуем согласно законам Австрии.
Ред.: Но медицинское заключение уже обнародовано...
Ответ: За это отвечают те, кто это сделал.
Ред.: Можно ли говорить с господами Цимпфером и Вике, подписавшими медицинское заключение?
Ответ: Нет, эти господа уже не работают в «Рудольфинерхаузе».
Ред.: Есть ли у вас какие-то контакты с ними?
Ответ: Нет.
Ред.: Не связан ли тот факт, что Цимпфер и Вике уже не работают в вашей больнице, с делом пациента Ющенко?
Ответ: Нам об этом ничего не известно.
Ред.: В медицинском заключение указаны еще несколько лиц, проводивших обследование пациента. С кем из них мы можем говорить?
Ответ: У нас нет данных об этих людях.
Ред.: Однако же при входе в поликлинику висит объявление о часах приема и там есть фамилии врачей, которые названы в медицинском заключении...
Ответ: Ни один работник «Рудольфинерхауза» не будет говорить по делу Ющенко.
Ред.: Но информация ведь уже распространена...
Ответ: То дело предыдущего руководства «Рудольфинерхауза». Мы действуем согласно законам Австрии.
Ред.: По законам Австрии, если есть подозрение на отравление, необходимо информировать правоохранительные органы. Сообщали ли вы о пациенте в местную полицию?
Ответ: Не было оснований. Это является частью дела В. Ющенко и информировать о нем мы без его согласия не имеем права.
Ред.: Медицинское заключение подписали три человека: Цимпфер, Вике и Корпан. Может ли господин Корпан рассказывать о деле Ющенко?
Ответ: Господин Корпан не является штатным работником больницы «Рудольфинерхауз» и может говорить все, что угодно.
Ред.: Можете ли вы сказать, кто обращался в больницу за информацией о состоянии здоровья В. Ющенко?
Ответ: Это политическое дело, и мы не будем принимать в нем участия.
Ред.: Нас не интересуют политические игры. Вы вообще можете не говорить о медицинской стороне дела. Мы хотели бы получить данные об обстоятельствах: когда пациент обратился, кто его сопровождал, когда он получил информацию о состоянии здоровья...
Ответ: Все, что касается упомянутого дела, по законам Австрии не может быть обнародовано без согласия пациента...
Ред.: Но ведь сам Ющенко не один раз говорил об отравлении...
Ответ: То дело Ющенко...
Ред.: Если к вам обратится еще кто-нибудь с подобной просьбой, как будете реагировать?
Ответ: В каждом случае будем решать отдельно.
Ред.: То есть вы можете принять решение об обнародовании информации?
Ответ: Все может быть.
Собеседник
профессор
Николай Корпан
Корпан: Осенью 2004 года приехали депутаты всех фракций: социалисты, регионы, «Наша Украина», БЮТ. Я их всех собрал и сказал, что дам объективную информацию без эмоций, без цветов, так, как оно есть. Они спрашивают, можно ли записывать. Пожалуйста. Появились камеры. Для установления истины можно все записывать, я никогда ничего не скрывал, только единственная просьба — не перекручивайте. Лучше десять раз переспросите, так ли, но чтобы народу донести правдивую информацию.
Ред.: Нас меньше всего интересует, кто сюда приезжал, кто здесь что говорил, какие выводы они делали. Нас сейчас это абсолютно не интересует. Мы исходим из того, что мы пришли от нуля и хотим видеть именно ту информацию, как вы сказали, максимально объективную, которая является правдивой, с первого дня: кто обратился, каким образом обратился, какие были первые впечатления, какой был диагноз, какие решения принимались, кто принимал решения, когда эти решения выполнялись и т. д.
Корпан: Понятно. Вас интересует венский период болезни президента Ющенко?
Ред.: Да. Второй и третий периоды также.
Корпан: Вас больше интересует сам факт медицинский или политический?
Ред.: Политический нас меньше интересует. При таких обстоятельствах сразу будет ощущаться привкус определенного влияния. А мы бы этого не хотели. Мы выступаем в данном случае абсолютно нейтральной стороной, и это исключительно наша инициатива.
Корпан: Кто входит в вашу группу кроме вас?
Ред.: Мы только два журналиста.
Корпан: Вы решили лично с самого начала пройти этот путь, и конечная цель — добраться к истине?
Ред.: Мы бы хотели встречаться не только с вами, но и с другими. Как минимум, хотелось встретиться со всеми, кто подписал заключение. Вы и еще два человека подписали.
Корпан: Это очень разумно, правильно. Вы должны послушать мнение всех. Единственное, относительно других лиц я не смогу помочь. Это я вам честно и открыто говорю. С Вике у меня нет никаких контактов, ни личного, ни профессионального. В январе 2005 года он ушел.
Ред.: Он так и не отсудил возвращение?
Корпан: Суды были. Он там получил какую-то денежную компенсацию и не вернулся. Второе, что касается профессора Цимпфера. До недавних пор мы были довольно в близком контакте, поскольку он работал как президент, как врач-анестезиолог, поэтому мы виделись в операционной. В последнее время у нас поменялся президент, и Цимпфер изменился, он сейчас не приходит, у меня также нет к нему контакта. Попробуйте выйти на них через телефонную книгу.
Ред.: Есть еще список людей, принимавших участие в обследовании. Несколько из них работают на приеме, в поликлинике...
Корпан: Пожалуйста. С этими проблемы нет. Можно встретиться с терапевтом, с дерматологом Кокошкой, с профессором Зейкером. Эти люди работали и сейчас работают. Переговорю с профессором Нойгольтом, доктором по радиологии, с ним тоже проблем не будет. Невролог Бинда сейчас в другой поликлинике. Хочу предупредить: когда будете приходить в клиники, то перед разговором или съемками с врачами обязательно надо ставить в известность дирекцию клиники. При разговоре обязательно должен быть нейтральный объективный переводчик. К этой теме очень большой интерес со стороны украинских СМИ, но я четыре года не даю интервью. Вы единственные, с кем я согласился говорить. Эта тема болезненная для украинского общества и эту тему нужно или когда-нибудь развернуть, или забыть и оставить. Я всегда говорю, что отравление Ющенко — это есть убийство Кеннеди namder too. Потому что до настоящего времени ничего неизвестно, очень много версий, спекуляций было, книги написаны, фильмы сняты, и до сих пор ничего не выяснено.
Ред.: Мы умышленно не начинали эту тему до президентских выборов. Только после того, как интерес к этой теме практически у всех упал, теперь можно спокойно разобраться, чтобы не было на нас давления, а возможно, и на вас. Все те каналы, все те газеты, о которых вы говорили, они так или иначе являются политически заангажированными. А возможно, меньше всего политически заангажированной газетой в Украине является «Голос Украины». Это без преувеличения. Статус позволяет. Верховная Рада, там 450 человек. Трудно, в принципе, влиять.
Вернемся к первому вопросу: когда вы встретились с пациентом (мы не будем фамилию называть) здесь, когда он приехал будучи больным?
Корпан: Хочу еще раз подчеркнуть — я не политик, я врач. В связи с отравлением Президента Виктора Ющенко я неоднократно свидетельствовал Генеральной прокуратуре Украины и СБУ как на Резницкой, так и в Подольском районе Киева. Когда я давал последние свидетельства Генпрокуратуре (это было 11 сентября 2009 г.), я обязался не разглашать тайну тех свидетельств, о которых я докладывал много раз. Поэтому я думаю, что на этом вопросе надо ставить точку. Я бы предложил вам интересную, актуальную для украинского общества тему. Это тема, наболевшая, она является практической, она является теоретической, это тема европейского городка здоровья. Мы бы могли с вами довольно эффективно поработать, мы бы могли иметь результат. Возможно, мое предложение будет неинтересно для вас. Я думаю, что о вашем приезде скажут в народе: ехали за одним, вернулись с другим. Я привез вам конкретные вещи.
Ред.: Это может свидетельствовать об одном — вы не хотите отвечать на любые вопросы, которые касаются этого дела.
Корпан: Я отвечал, отвечал, отвечал. Но в данном случае, когда нет результата, незачем снова начинать.
Ред.: Вы говорили, что к вам обращалось очень много людей. Но нас не интересует, с какими мотивами они обращались, что спрашивали, и что вы им отвечали. Цель тех людей тоже не интересует. То, что мы хотим выяснить, абсолютно не связано ни с какой группой, темой или как угодно, которые есть в Украине. Мы можем это гарантировать вам на 100 процентов. Это — первое. Во-вторых, можем ли мы использовать все, что вы говорили?
Корпан: Все можно использовать.
Ред.: То есть вы считаете, что все, что можно было говорить, вы сказали?
Корпан: Я так не сказал, что я не могу говорить. Я сказал, что я много раз на эту тему докладывал, рассказывал в деталях в этих учреждениях, которые я назвал, и обязался не распространять тайну свидетельств.
Ред.: Можно спросить, что является тайной? Является ли тайной вопрос к вам — какое медицинское заведение вы окончили? По какой специальности?
Корпан: Лечебное дело. В медицине существует несколько направлений. Одним из ведущих направлений является лечебное дело. Оно включает хирургию, терапию, гинекологию, глазные заболевания, кожные и др. Второе направление — гигиена, третье — это стоматология, четвертое — педиатрия. Когда вы поступаете на лечебный факультет, вы изучаете все.
Ред.: Лечебный факультет Львовского мединститута?
Корпан: Нет. Киевский им. Богомольца, ныне Национальный медицинский университет.
Ред.: В каком году окончили?
Корпан: Я поступил в 1976, в 1982 году окончил, будучи ленинским стипендиатом, единственный занесенный в Золотую книгу медицинского института, но это уже биография. В лечебном деле сначала изучается все, и только на последнем шестом курсе идет специализация. И в этом лечебном деле я общий хирург. Моя узкая специализация — хирургия, в которой я работаю уже 30 лет.
Ред.: У нас шла информация, что вы врач-кардиолог.
Корпан: Я — общий хирург. Мою научную тематику я фокусирую на хирургическую онкологию, со специализацией в криохирургию (это низкие температуры). Я возглавляю этот институт.
Ред.: Онкозаболевания разных органов?
Корпан: Да, за исключением головного мозга, легких и сердца. Что касается щитовидной железы, молочных желез, кожи, всех органов брюшной полости: печени, поджелудочной железы, толстой кишки, тонкой кишки, желудка, анального прохода — это все моя специальность. Я над этим работаю. С вашего позволения я хочу подарить вам две книги.
Ред.: Такой вопрос хочу вам задать. Я выпил что-то, в 1000 раз превысив нормы. Можно выжить при таких обстоятельствах?
Корпан: Нет. Вы очень правильно задаете вопрос — почему я имел отношение к этой теме? Был бы я просто врачом, или академиком, почему именно к хирургу обращается отравленный? Когда Ющенко впервые к нам поступил и когда шла вся эта катавасия в первые дни болезни, он поступил ко мне как хирургический больной с острой симптоматикой живота неясной этиологии. И когда я его принял, я видел: на первую позицию выступает болевой синдром поджелудочной железы, так называемый острый панкреатит...
Ред.: Он обратился к вам не случайно?
Корпан: Не случайно, в том-то и дело. Он обратился именно лично. Это другое дело, как он обратился, но он обратился как больной с острой болью в животе.
Ред.: Он обратился к вам персонально?
Корпан: Конечно. Другое дело, человек в любом городе, в Вене, в Киеве, в любом уголке, если есть острая боль, вызывает «скорую». И та, не разбираясь, везет всегда в хирургию. А уже там разбираются, в какое отделение направить больного. Поэтому он поступил с симптоматикой острого живота. Об отравлении заговорили через три месяца.
Почему, я не побоюсь сказать, здесь был малый майдан? В Киеве был большой Майдан, а здесь малый. Потому что три месяца мы не могли добиться причины. Хотя мы могли и причиной не заниматься, потому что есть много заболеваний с подобной симптоматикой.
Ред.: С момента обращения вы в течение трех месяцев не смогли установить диагноз. Мы правильно вас поняли?
Корпан: Мы диагноз установили, мы не могли установить причину заболевания. У нас было острое воспаление поджелудочной железы, острое воспаление печени, острое воспаление желудка, острое воспаление толстой кишки, появилось острое воспаление кожи, болевой синдром. Мы не могли понять, откуда идет это, какая причина, какой пусковой механизм. В медицине есть такое понятие — «болезнь ятрогенного ґенеза», то есть болезнь неясного генеза. И никто в мире из специалистов или со стороны судебной ветви власти не имеет права сказать вам, что вы как врач поступили неправильно, не установив причину данного заболевания. Но мы все-таки старались. У меня кандидатская диссертация по острому панкреатиту, и докторская. Когда я его увидел, оно не играло. Я по 72 часа дежурил и работал в Октябрьской больнице на кафедре общей хирургии сначала как хирург хирургического отделения больницы, а потом уже на кафедру перешел. Оно не вписывалось в классическую картину. Где-то в тени была мысль, что сейчас в последнее время болезни протекают атипично, не классически. Как, например, рассказали студенту на лекции об одном симптоме, о втором, о третьем, и он знает, что острый аппендицит. Но чаще бывает так, что нет этой классической симптоматики. Ты должен выкристаллизировать симптоматику одну, другую, собрать по капельке, чтобы насобирать на глоток воды. Поэтому, я думал, это обстоятельство не давало классическую картину. Так часто бывает в жизни. Я иногда говорю студентам: ходит человек пять лет к терапевтам, лечат ему живот, колит, толстую кишку, гастрит, желудок. А если разобраться, у больного был один раз аппендицит, и он перешел в хронически-рецидивирующую форму. Если вы знаете анатомию, вы одну точку нажали, через пять лет вы видите, что там аппендицит, прооперировали, человек через неделю выздоровел. В данном случае была некоторая атипичность, которая втягивала все больше органов.
Ред.: А вы встречали Ющенко в аэропорту?
Корпан: Да, в аэропорту. Я выехал, потому что позвонили об остром состоянии. Я еще раз подчеркиваю, что к моменту встречи больного Ющенко я никогда с ним не встречался, я никогда его не видел. На слуху эта фамилия была как известного политика. Впервые я увидел его ночью, пожал руку, так познакомился больной с врачом.
Ред.: У него что-то было на лице?
Корпан: Нет. В том-то и дело, что не было.
Ред.: А когда оно появилось?
Корпан: Спустя много дней. Чтобы объяснить, приведу вам классический пример Литвиненко. На Западе разбираются в диагнозе четыре дня, и никто не лечит. Есть диагноз, тогда начинают лечить. В данном случае, когда я увидел его, было ясно, что у него острый живот, реагирует поджелудочная железа, он не успел госпитализироваться, как мы подключили вены, одну и другую. Шесть месяцев не переставали шуровать литры разных лекарств и медикаментов. Все было направлено на то, чтобы снять ту симптоматику, с которой он поступил. Конечно, все позже начало вырисовываться. Еще раз хочу повторить, что имею большой опыт в лечении поджелудочной железы и диссертации по этой теме. Почему я даже оказался здесь, потому, что была делегация из Украины на всемирном съезде в Вене. Из Украины было 14 человек, только меня шеф взял тогда. У нас было два доклада, и именно по панкреатитам. Мы оперировали панкреатиты, на второй день делали ревизию, то есть под наркозом залезали в живот, потом снова и снова, все это вычищали и вычищали эту поджелудочную железу, как однородную массу вытягивали. Австрийцы у этих больных закрывали живот и сбоку делали две дырки и через них вычищали. Их заинтересовал наш метод. В то время (1989—1990 гг.) была очень большая смертность в мире — 80% среди больных острым панкреатитом. Когда я видел лично Ющенко, начал заниматься лечением, а потом появились другие симптомы, на основе которых мы давали диагноз позже. Я еще раз говорю, что отравление диоксином господина Ющенко является медицинским и научным фактом.
Иное дело — обстоятельства: это не мое дело. При каких обстоятельствах, в каком коллективе, при какой группе людей — это не мое дело. Я не юрист, не следователь, а научный факт — он подтвержден, и не только Корпаном, Цимпфером, но и другими лабораториями. И позднее, уже когда Виктор Ющенко был Президентом, была возможность еще раз проверять и перепроверять. Мы, кстати, не имели никакой связи со швейцарской клиникой. Швейцарцы несколько раз официально давали пресс-конференцию и подтвердили то, что мы заявили 12 декабря 2004 г. на пресс-конференции в моем лице и в лице Цимпфера. На весь мир мы тогда заявили...
Ред.: Вике имел другую точку зрения?
Корпан: Вике не имел никакой точки зрения. С Вике у нас были прекрасные отношения, он радиолог. Ассистенты сделали исследование, он рассматривает картинку и не имеет никакого отношения к больным. Не то, чтобы лично Вике, все радиологи лично больных не смотрят. Смотрят только врачи-специалисты.
Ред.: Вы сказали, что у вас нет сомнения, что это отравление?
Корпан: Да.
Ред.: У меня вызывает сомнение тот факт, что доза превышала 1000 раз. Это было подтверждено не нами. Как можно выжить при таких обстоятельствах?
Корпан: Очень просто. Снова провожу параллель со случаем Литвиненко. Если не проводить терапию, то человека бы не было на этом свете, и никто бы, кроме Господа Бога, никогда не узнал, что случилось с тем человеком. И таких случаев очень много в Украине.
Ред.: А сколько дней человек может протянуть, если он дозу снотворного превысит в тысячу раз?
Корпан: Я вам по-другому скажу. Тяжелые раковые больные в терминальной стадии, как правило, имеют выраженный болевой синдром. Он невыносим. Я не хотел бы никогда никому, даже злейшему врагу, такого. Они принимают, как правило, три ампулы морфина в сутки. Ющенко в одно время, когда он был одной ногой на том свете, принял другие лекарства, но один к одному, чтобы перевести, 21 ампулу. Может это человек перенести, вот я вам задаю вопрос? Если выраженный болевой синдром снимается с помощью только трех ампул, потому что четыре — это очень тяжело для человека.
Ред.: 21 поделить на 3, в 7 раз вы превысили норму. А я говорю о тысячной дозе.
Корпан: Да, это идет речь о лекарствах. Что касается медикамента, конечно, возможно.
Ред.: Сколько человек протянет, если он в 1000 раз превысил норму снотворного? Сутки, двое, трое?
Корпан: Еще раз хочу повторить, я хирург, и оперирую только фактами. Научный факт, что один грамм диоксина токсичнее в тысячу раз. Один грамм диоксина, который был найден в крови Ющенко, в тысячу раз токсичнее одного грамма йодистого цианистого калия. И цианистого калия капля — человек умирает. Это факт, и потому на ваш вопрос я отвечаю научным фактом.
Ред.: Ответ есть, и мы не требуем другого. Вы не сказали главного. То есть, с момента, когда пациент обратился, и до момента, когда его начали активно лечить, прошел определенный период, да?
Корпан: Вы знаете, что в свое время, когда Генеральным прокурором был Святослав Михайлович Пискун, он чрезвычайно глубоко интересовался этим вопросом. В связи с этим он, как и вы, приезжал в Вену с бригадой следователей, и они спрашивали все, что их интересовало. Я ему тогда сказал: вы разумно, профессионально подходите к делу, но до того ни для вас неизвестное дело, ни для меня неизвестное, потому что я никогда в жизни не встречался с диоксином. Поэтому, чтобы выяснить по времени, по дозе, надо собрать мировую экспертизу. Посадить фармаколога, токсиколога, хирурга и других врачей, математика посадить, физика и сказать: симптоматика была такая-то, столько-то это было по времени. Никто этого не сделал, а надо было сделать, потому что к тому времени никто не мог ответить на эти вопросы, ни я, ни коллеги. Я не знаю, как Святослав Михайлович в этом плане работал, но до реальности почему-то не было доведено. Дело должно быть делом независимо от того, маленькое оно или большое. Так и в хирургии. Приходит человек с любой жалобой, или с маленьким порезом, или с болями в животе, или с большой открытой раной — во всех трех случаях должно быть одно и то же внимание специалиста. В маленькую рану может попасть инфекция, развилась гангрена, отрезали палец, позднее может быть и летальный случай. Поэтому в данном случае я говорил: дело редкое, оно не каждый день случается, оно, может, бывает раз в жизни, а, может, и реже. Почему? Потому что до этого времени вам известны подобные случаи в Италии при выбросе химической фабрики, второе — это Вьетнам, когда американцы применили подобное оружие, и третье — в Австрии в Вене, где две секретарши работали тоже на химическом заводе и имели симптоматику, подобную симптоматике отравления диоксином. Но эти случаи являются действительно случаями, а не закономерностью в медицинской и научной практике, и потому надо было бы в свое время брать специалистов, садить вместе и решать этот вопрос.
Ред.: Вы упоминали, что исследование проб проводились в разных местах, в частности в Швейцарии. У вас был какой-либо доступ к результатам этих исследований, были ли они у вас в руках?
Корпан: Один-единственный раз, когда мы получили на руки результаты, это было 11 декабря 2004 г. Это были исследования из Голландии, мы их обнародовали! 12 декабря.
После нас уже из Украины обращались в Англию, Японию, Германию, но больше всего обращались в Швейцарию. В Швейцарию мы никогда не обращались, у нас с ними не было никакой связи, поэтому они по-новому все исследовали, все потом подтверждали и официально сообщали.
Ред.: А кто обращался во Всемирную организацию здравоохранения: ваша клиника «Рудольфинерхауз», или Министерство здравоохранения Украины, или МИД по рекомендации в поисках специалистов по биологическому оружию?
Корпан: Это было от нас тогда, когда была неизвестна причина развития такого букета заболеваний. Была версия, не является ли это каким-нибудь видом биологического оружия, о котором гражданские врачи не имеют никакого понятия. Возможно, можно было бы найти специалистов, которые являются специалистами по биологическому оружию, которые бы могли помочь.
Ред.: Документально сохранилась?
Корпан: Конечно. Эти все документы есть, кстати, в Верховной Раде, потому что в свое время они все официально переданы сначала официальной украинской делегации парламентариев, и потом еще раз передавали в Украину все документы и копии.
Ред.: Как на вас вышла венская группа анализа критических моментов?
Корпан: Вопросов много есть, и ответы есть соответствующие, а все эти ответы лежат в нашей Генеральной прокуратуре в городе Киеве и разглашению не подлежат.
Ред.: Вы встречали Виктора Ющенко?
Корпан: Встречал.
Ред.: Значит, вам кто-то звонил?
Корпан: Конечно, а как же иначе?
Ред.: Если не секрет, кто?
Корпан: Что я хочу предложить вам как опытным журналистам. Были предложения по разным государствам, не буду сейчас конкретизировать, из Европы и с другого континента, которые предлагали снять фильмы, написать книги. Я говорил и говорю, и, думаю, это мнение правильное, еще не наступило то время, когда можно писать. Чирей не созрел, чирей созревает, сколько он будет созревать — неизвестно.
Ред.: В начале встречи вы сравнили дело Ющенко с делом Кеннеди. Так, может, никогда не созреет?
Корпан: Вот созреет или не созреет чирей. С каждым днем шансов все меньше и меньше. Надо идти вверх на вершину, а мы где-то там внизу крутимся, и все запутываем.
Ред.: Скажите, пожалуйста, можно ли говорит о тех, кто сопровождал пациента?
Корпан: Возьмем нейтрального больного. Больной поступает, вы любого врача спросите, кто с ним приезжает, он вам ответит, что не знает, кто там был, или родственники, или знакомые. Он смотрит больного. Мое внимание было сконцентрировано на больном, кто с ним был — не до того было.
Ред.: Сколько их было?
Корпан: Если ночью можно было подсчитать, я бы сказал.
Ред.: Но в аэропорту свет иногда горит.
Корпан: Я был не в зале. Одно дело, когда вы встречаете какую-то делегацию официально, и все готовится для приема. Другое дело, когда приезжает тяжелобольной. Я встречал его во дворе, когда надо было уже выезжать.
Ред.: А с вами они не ехали в больницу, не сопровождали ли его?
Корпан: Они другими машинами ехали. В поликлинике их не было, их туда не допустили.
Ред.: Понятно, он остался, а их не было. А в последующие дни появлялся кто-нибудь?
Корпан: Конечно. Позднее был даже Президент Украины Леонид Кучма.
Ред.: Нет, в этот момент, когда больной был госпитализирован и потом в течение нескольких дней.
Корпан: Что единственное, ближе всех была с ним жена. Позже многие приходили, звонки были.
Ред.: Диагноз у вас созрел 12 декабря.
Корпан: 11 декабря мы получили официальное подтверждение, а двенадцатого утром в 11 часов этот диагноз был обнародован на всемирной конференции.
Ред.: Были ли основания у кого-то говорить о подобном диагнозе раньше?
Корпан: Не было. Никто не мог, так как все остальное — это версии. Версия — не является диагнозом. Диагноз — это тот, который подтвержден объективно.
Ред.: И еще один вопрос. Скажите, пожалуйста, до момента официального объявления диагноза имел ли кто-то посторонний доступ к этой информации?
Корпан: Не понял, в каком плане посторонний?
Ред.: Знакомые уважаемого пациента, сопровождающие. Например, есть группы врачей, которые обследуют, так или иначе принимают участие в лечении.
Корпан: Понятно. До момента официального обнародования никто никакой информации не давал, так как это закрыто.
Только когда мы официально дали, подписали, это был официальный документ. И уже этот документ начали трактовать по-разному. Заместитель министра здравоохранения так себе, комиссия — так себе, политики — иначе.
Ред.: Еще до 12 декабря, у нас заседала целая группа, причем телевидение транслировало, три или четыре врача, и излагали те или другие свои версии.
Корпан: Еще раз хочу объяснить. Тот диагноз, с которым мы работали, был рабочим, а окончательный диагноз был подтвержден 11, обнародован 12 декабря (2004 года. — Ред.).
Ред.: А тот, который в Интернете гулял?
Корпан: Тот намного раньше, он в сентябре был. Это диагноз, с которым мы работали, он подтверждался, только он остался и до сегодняшнего дня правильным. Просто долгое время мы не могли найти причину, пусковой механизм, что именно вызвало эту болезнь: алкоголь, алиментарный фактор (то есть жир), химические вещества, лекарства. Диагноз остался правильным, только окончательный — более совершенный, более уточняющий.
Ред.: В том диагнозе нет однозначного решения.
Корпан: Острый панкреатит там был, а причины не было потому, что у нас не было данных.
Ред.: Скажите, пожалуйста, были ли попытки каким-то образом, первое — влиять на вас, а второе — получить от вас информацию неофициальным путем, это так мягко назовем.
Корпан: Я говорил, в отличие от профессора Вике, у меня ни разу не было, чтобы кто-нибудь оказывал давление, угрожал. Этого у меня никогда не было. Кое-кто заявлял, что надо брать охрану, людям угрожали. У меня не было каких-либо телефонных звонков, в которых бы говорили, что вы ведете себя неправильно. Второе, не было попыток получить какую-то неофициальную информацию ни с украинской, ни с австрийской стороны, за исключением журналистов. Журналисты старались, конечно. Здесь и из Франции были, и из России, и из Украины. Эти старались любую информацию — не информацию, что-нибудь, чтобы писать. Поэтому были статьи в бульварных изданиях, мы потом с ними судились, их всех наказали, потому что мы им давали информацию, а они делали проплаченные публикации. В Австрии не успевала выйти никому не известная бульварная газета, уже в 12 часов по телевидению Украины и России выходили сведения из этой газеты. Это нонсенс! Второе, что надо сказать. В Австрии принято, в отличие от других стран, что любому больному, который находился в клинике, при выписке дают копии всех анализов, всех обследований, которые ему провели, и дают на руки все снимки. Нет того, что вам нельзя, все запрещено. Сделали компьютерную томографию, анализ крови — все собрали и отдали каждому больному, без исключения.
Ред.: Еще было одно противоречие, что, дескать, когда вы поставили этот медицинский диагноз как атипично, что может происходить от химических веществ, которых нет обычно в пище, почему клиника не обратилась в суд, в полицию, о том что есть попытка клиента отравить?
Корпан: Не было у нас данных. Мы выходили на токсикологическую лабораторию. Поэтому некоторые заявления оппонируют мне, что я неправильно трактовал диагноз, не был ли найден диоксин и т. п. Они являются полуправдой. Например, было сначала мнение, что это отравление грибами. Мы сделали исследование в специальной лаборатории, тут же дали ответ, грибной токсин никто не нашел. Немного позже, когда все это развивалось, мы проводим терапию, а клиническая симптоматика развивается дальше. Что мы сделали? Мы обратились в австрийский институт токсикологии. Они пришли. Мы взяли разный материал, и они дали заключение: пять тысяч веществ, и ничего не нашли. Вот этим спекулируют. Но никто не говорит, что среди этих пяти тысяч никто не исследовал диоксин. Правильно, не нашли. Мы исследовали тяжелые металлы и химические вещества, какие только возможно. Отрицательные все, это факт. Говорят, все это ложь потому, что нет подтверждения токсикологов.
Ред.: Не было попытки искать именно диоксин. И потому вы его не нашли. Это очень существенное замечание.
Корпан: В Австрии нет лаборатории, которая бы могла это сделать. Я не знаю, читали ли вы мою дискуссию с Федорчуком. С одной стороны, он говорит, что все есть, а с другой — нам надо это и это, еще 100 миллионов. Потом снова говорит, мы все делаем, мы все можем, и снова констатирует — не так-то оно легко получается. Правда, после моего ответа он замолчал. В Австрии один из самых высоких уровней медицины в мире, и это признают все. Нет лаборатории, которая бы могла определять диоксин. Есть десяток лабораторий в мире, которые сертифицированы Всемирной организацией здравоохранения, они проводят исследования, и только их результаты являются действительными. Все другие, которые говорят, я провел, здесь вам ноль такого вещества — это неправда, потому что есть соответствующие технологии, есть соответствующее оборудование, и только с помощью этого можно определит уровень того или другого вещества.
Ред.: Когда объявляли окончательный диагноз 12 декабря, ссылались на данные специальной лаборатории в Голландии или в Бельгии?
Корпан: Голландии.
Ред.: После этого вы обращались в полицию?
Корпан: А после этого актеры поехали. И все документы австрийская полиция забрала. Приехала с синей мигалкой, все изъяла и передала прокуратуре Украины.
Ред.: Полностью?
Корпан: Полностью.
Ред.: Но ваша больница сама не обращалась в полицию?
Корпан: Не было причин, потому что полиция сама приехала и изъяла все документы.
Ред.: А откуда она знала, что происходит?
Корпан: Потому что Генеральная прокуратура Украины связалась и попросила изъять все документы. Приехали с мигалкой, хочешь не хочешь, а законодательство действует. Поэтому сейчас говорят о грубых нарушениях, не имел никто права забирать это. Но только потому, что будто бы есть, я этого не знаю, межгосударственные соглашения, и потому Генпрокуратура связалась под руководством бывшего генпрокурора Геннадия Васильева, приехали и изъяли.
Ред.: В Голландию оправлялись образцы крови, кожи?
Корпан: Нет, только крови.
Ред.: А что изучала вирджинийская группа?
Корпан: Это не моя компетенция. Это их надо спрашивать, что они изучали.
Ред.: Они же присутствовали 11—12 декабря (2004 г.) у вас в больнице?
Корпан: В больнице тогда, вы посмотрите снимки, кто там только не присутствовал, и перуанское телевидение, и канадское, австралийское, японское. А кто там был среди них — неизвестно, были американцы или не были.
Ред.: Фамилия на «С» начинается.
Корпан: Не знаю. Возможно, и были. Меня не интересовал этот вопрос.
Ред.: Очень много людей ходило?
Корпан: Да, много. А кто там ходил, или Иванов, или Петров, или Сименс.
Ред.: Вы говорили, что и Кравчук появлялся. Именно в то время он появлялся?
Корпан: У него было желание, я думаю, это правильное желание, прийти посетить больного как Президент.
Ред.: А в какой период, в сентябре, в октябре?
Корпан: Это было во время еще второго приезда. Это было в октябре.
Ред.: Четвертого октября, кажется.
Скажите, пожалуйста, 12 декабря 2004 г. пациент покинул больницу и больше никогда к вам не обращался? Больше никогда вы не принимали участия в лечении, обследовании?
Корпан: Двенадцатого это последний раз было. Поставили точку, и больше ничего не было. Он уехал с лечением, которое мы ему выписали, забрал с собой лекарства. Потом он стал Президентом, появились разные обстоятельства, разное окружение возле него было, разные предложения. Но это дело его и его семьи, и мы к этому не имеем никакого отношения.
Ред.: Несколько раз было сообщение, что он повторно обращался к вам.
Корпан: Не было этого. В Швейцарию, то что я знаю официально, но к нам — нет. Он был трижды с визитом в Австрии, но ни разу в больницу не зашел.



Читать
Конференции

Причины ошибочной расшифровки скеннограмм

При расшифровке скеннограммы необходимо принимать, во внимание и анамнестические данные. Рассмотрим

Токсонлазмоз позвоночника

Чаще всего поражаются тела позвонков с передней или боковых поверхностей, хотя могут поражаться и дужки

Редкая форма туберкулезного спондилита

Образование в телах позвонков больших кист является весьма редким вторичным симптомом туберкулезного

Фаза развития первичного туберкулезного остита

Костная каверна может образоваться в результате полного разрушения костных балок в области очага,