Полковник медицинской службы в отставке, заслуженный врач РФ, десятки лет проработавший в ВМедА, считает, что переезд академии в Горскую — трагедия и для военной медицины, и для России в целом
Сергей Егорович Попов, заслуженный врач России, полковник медицинской службы в отставке, в течение многих лет руководивший кафедрой внутренних болезней ВМедА, участник Великой Отечественной войны и героической обороны Ленинграда, совсем недавно уволился из академии. Теперь он в большей степени занимается общественной работой. Он — руководитель историко-патриотической секции совета ветеранов академии, член правления ветеранов Выборгского района, член совета ветеранов Санкт-Петербурга и Ленинградской области.
Дом, в котором живет Сергей Егорович, расположен рядом со зданиями академии. Из окон его квартиры виден сквер, находящийся на пересечении Лесного проспекта и улицы Комиссара Смирнова.
— Буду добиваться, чтобы в этом сквере установили памятник выдающемуся медику, питомцу академии талантливому хирургу Николаю Сергеевичу Короткову, — говорит Сергей Егорович. — Это он 8 ноября 1905 года, 107 лет назад, на научной конференции Военно-медицинской академии на основании результатов исследования раненых во время Русско-японской войны сообщил об открытом им звуковом методе определения максимального и минимального артериального давления. Благодаря своей простоте, точности и доступности метод Короткова получил всемирное признание. Более того: хотя с тех пор и прошло больше века, именно этим методом давление измеряют и поныне, причем во всех странах! И мы с вами, измеряя давление с помощью даже очень современных моделей тонометров, все равно пользуемся методом Короткова.
Причем это имя на долгое время оказалось фактически забытым. Помню, как в 1955 году мой учитель академик Николай Савицкий в торжественной речи, посвященной очередной годовщине ВМедА, упомянул о 50-летии открытия звукового метода измерения давления и с сожалением отметил, что память о самом авторе открытия почти исчезла даже среди сотрудников клиники, в которой работал Коротков.
И я вместе с группой сотрудников клиники стал проводить исследование медицинских архивов, чтобы собрать сведения о биографии Николая Короткова, прожившего недолгую, но яркую жизнь (он родился в 1874 году, умер в 1920-м). Наша настойчивость была вознаграждена: мы многое узнали об этом замечательном лекаре. Кстати, понятие «лекарь» в дореволюционной России означало совсем иное, чем сейчас. Лекарем назывался свободно практикующий врач, и название это было официальным.
В частности, не было ни одной фотографии этого ученого. Ученого, достойного Нобелевской премии (но его никто на эту премию и не выдвигал, не до того было молодому советскому государству). Нам удалось получить одну-единственную фотографию — из Московского медицинского института, в котором Коротков учился до ВМедА. Фотография и поныне является единственной.
Мы также нашли сына Короткова. Но вот, к сожалению, могилы ученого (а он был похоронен на Богословском кладбище) отыскать не удалось. Однако созданной нами общественной организации удалось собрать средства на памятную стелу, которую и установили на том участке кладбища, где захоронены ученые из ВМедА. Появилась и улица имени Короткова. Правда, это имя присвоили малозаметной улочке, проходящей сквозь территорию академии.
Уж так в нашей стране повелось: свое — забывать, чужим — восторгаться.
— Как вы относитесь к идее перебазирования ВМедА на территорию аэродрома в Горской?
— Это будет трагедия не только для военной медицины, но и для России в целом. Если загнать академию в дальний угол — не будет ни хороших преподавателей, ни тематических больных. Это сейчас, когда академия находится в центре города, таких больных можно легко и просто госпитализировать, что очень важно и для больного, и для учебного процесса. Причем нужно, чтобы в клинике находились больные с различными заболеваниями. И важно, чтоб перед слушателями выступали ветераны и передавали свой боевой опыт. Сомнительно, чтоб кто-то из ветеранов академии поехал в Горскую.
— Знаю, что изначально вы по профессии были артиллеристом. Но как вы стали врачом?
— Да, мой путь в медицину был довольно извилист. В детстве о медицине я и не мечтал, и в нашем роду докторов не было. После окончания семи классов сельской школы я учился в лесотехническом и железнодорожном техникумах. Но это будущее казалось мне неприемлемо, поэтому поехал в Ленинград к старшему брату. Вскоре его призвали в армию, а я стал беспризорником. И меня направили в школу-колонию «Красные зори» в Петергофе. После первой бомбардировки в июле 1941 года нас отправили в Ленинград, где я поступил в специальную артиллерийскую школу.
Мы продолжали учиться в условиях блокады. Учились оказывать помощь раненым, тушили зажигательные бомбы, хоронили умерших (меня и моих товарищей в дальнейшем наградили медалью «За оборону Ленинграда»). В феврале 1942 года нас из Ленинграда вывезли по Дороге жизни — сначала в Борисову Гриву, а потом в открытых полуторках в Жихарево, а далее в теплушках в Алтайский край. Где в течение года мы получили свидетельство об окончании средней школы.
После окончания школы меня направили в Ростовское артиллерийское училище, которое я окончил с отличием. Затем был направлен в Минский артиллерийский лагерь для обучения молодых солдат.
Когда война закончилась, нашу часть перевели в Оптину пустынь, где мы жили в землянках и продолжали учебу. И вот тут-то судьба сделала крутой вираж. В нашу часть пришла директива маршала Василевского о том, что ВМедА набирает слушателей и что желающим поступить в медицинскую академию дадут 45-дневный отпуск для подготовки к экзаменам. Я согласился. Приехал в Ленинград в 1947 году, сдал экзамены и поступил в академию. Конкурс тогда был шесть человек на место.
— То есть после войны, вместо того чтобы сокращать военных врачей, правительство решило их число увеличить?
— Да, то есть руководство страны в связи с угрозой возникновения третьей мировой войны понимало, насколько важно подготовить хороших военных врачей, причем в достаточном количестве. Кстати сказать, из 20 миллионов раненых и больных во время Великой Отечественной войны военные врачи 17 миллионов смогли вернуть в боевой строй. И это был весомый вклад в Победу! Для улучшения подготовки военных врачей в том же 1947 году было принято решение об увеличении срока обучения в академии с 5 до 6 лет.
Да, у меня не было призвания к врачеванию, но по мере учебы в академии все больше и больше увлекался медициной, даже стал проявлять интерес к научным исследованиям. За время учебы выполнил две научные работы, получившие хорошую оценку преподавателей.
Затем с отличием окончил академию и был рекомендован в адъюнктуру (аспирантуру) на кафедру внутренних болезней. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации, в 1978-м получил ученое звание профессора.
За годы учебы и работы в академии многое пережил, перечувствовал, передумал. В результате я твердо убежден: Военно-медицинская академия является идеальной колыбелью подготовки военных врачей. Считаю, что разрушать сложившуюся отменную систему подготовки военных врачей и ее трехвековую обитель не то что неразумно, но и в какой-то мере даже преступно. В настоящее время все сотрудники академии и многие горожане живут в страхе перед возможной лавиной исторических разрушений. В этой связи я вношу предложение: президенту страны Владимиру Путину приехать на очередное заседание ученого совета академии и выслушать их мнения до того, как принять окончательное решение.
